В Мюнхене прошел очередной раунд переговоров между президентами Азербайджана и Армении по урегулированию в Нагорном Карабахе. После их окончания сопредседатель Минской группы ОБСЕ с французской стороны Бернар Фасье отметил достигнутый прогресс. А накануне президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил, что если очередная встреча не принесет результатов, Азербайджан имеет право на решение вопроса военным путем.
Оптимизма, впрочем, был преисполнен не только Бернар Фасье – все наблюдатели и даже участники встречи отметили успех переговоров, не вдаваясь при этом в детали. Однако, вряд ли есть основания говорить о каком-то прорыве. Формат и суть переговоров остались, судя по всему, прежними - обсуждение так называемых мадридских принципов, которые по своей обобщенной сути сводятся к следующему: Армения каким-то образом и в какие-то сроки возвращает сколько-то каких-то из занятых по периметру Карабаха семи районов Азербайджана, после чего, тоже не известным пока способом, в неясном формате и в неясные сроки проводится референдум, или, как сказано, юридически обязывающее волеизъявление по определению статуса Нагорного Карабаха.
На самом деле, вариант не устраивает ни Баку, ни Ереван. Поэтому обсуждение мадридских принципов – это вполне досужее мероприятие, которое продолжается уже несколько месяцев без видимых успехов. И заявление Фасье говорит, видимо, не столько о прорыве, сколько о том, что от этих принципов никто не отказался. И все находится на той же стадии, что и летом, когда два президента расстались в Москве: готовность к обсуждению базового договора остается в силе, но в самих этих принципах столько противоречий и потенциальных ловушек, что представить себе хоть какой-то ощутимый прогресс или детализацию невозможно.
И в этом смысле совершенно понятен воинственный дух заявлений Ильхама Алиева. Вялый и невыразительный ход переговоров естественным образом играет на Армению. Азербайджан вынужден любым способом придавать им какой-то нервический импульс. Пусть даже таким небезопасным способом. И дело даже не в войне, которая объективно маловероятна. И, в соответствии реальной политической логикой, не должна входить в планы Азербайджана. Если она разразится, она будет полномасштабной войной между двумя государствами. Которая не оставит равнодушными и соседей, в первую очередь Иран и Турцию. Кто возьмется спрогнозировать поведение Армении по отношению к Нахичевани и поведение Турции в случае такого обострения? Как поведет себя Грузия, если начнутся армянские волнения в Джавахетии – а они вполне возможны при постоянном желании Москвы досадить Грузии. И что при этом будет происходить на самой линии грузино-российского противостояния? Кто возьмется оценить политические риски, связанные с тем, что в день начала войны Армения признает Карабах и это вполне может оказаться фактором отнюдь не только кавказской политики. Словом, для Запада нет перспективы страшнее, чем реальная война между Арменией и Азербайджаном. И Алиев частично добивается тактической цели: давлению в этой ситуации подвергается Армения. Запад вынужден давить на Ереван. Потому что Баку делает действительно опасную вещь: из умозрительной плоскости он переводит войну в область реального и практического обсуждения, что несет с собой уже серьезные психологические риски. Тут как с инфляционными ожиданиями, которые зачастую бывают разрушительнее самой инфляции. Война, пусть даже логически невозможная, перестает восприниматься невозможной, что само по себе может стать переломом в общественном сознании – и в Армении, и в Азербайджане, и на Западе.
А Армения является объектом давления еще и потому, что мир все-таки определенных уступок ждет от нее. В карабахском контексте понятия жертвы и агрессора весьма размыты и взаимозаменяемы, однако по формальному факту агрессором, как ни крути, является Армения. Причем дважды: во-первых, сам Карабах, во-вторых, территории Азербайджана вокруг него. Но на какие уступки может пойти Ереван?
Активно распространяется информация о том, что Армения готова оставить до конца года Кельбаджарский район Азербайджана. Это действительно было бы символично, и если рассматривать перечень оставляемых Арменией территорий, этот район и в самом деле мог бы стать одним из первых: именно после того, как он был захвачен армянами, Турция разорвала с Ереваном отношения. И сегодня, когда эти отношения мучительно восстанавливаются, начинать было бы логично именно с Кельбаджара.
Вопрос же, однако, в том, в каком варианте президент Армении рискует сильнее. Его внутриполитические позиции достаточно сильны, его вертикаль власти теперь распространяется и на сам Карабах, оппозиция, как показывает практика ее антитурецких выступлений, особой опасности не представляет. Однако сдача позиций в карабахском вопросе – дело совершенно другое, и вопрос не в том, разразится ли в связи с этим политический кризис, а в том, переживет ли его нынешняя власть. Поэтому большего доверия заслуживает, видимо, другой слух: договоренность о передаче Кельбаджара действительно существует, но сроки обозначены довольно протяженные – 4-5 лет. Любое обсуждение, которое оперирует такими сроками, Саргсяна вполне устраивает. А дальше можно снова обсуждать мадридские принципы, которые особенно хороши тем, что там на сроках никто, похоже, и вовсе не настаивает.
Оптимизма, впрочем, был преисполнен не только Бернар Фасье – все наблюдатели и даже участники встречи отметили успех переговоров, не вдаваясь при этом в детали. Однако, вряд ли есть основания говорить о каком-то прорыве. Формат и суть переговоров остались, судя по всему, прежними - обсуждение так называемых мадридских принципов, которые по своей обобщенной сути сводятся к следующему: Армения каким-то образом и в какие-то сроки возвращает сколько-то каких-то из занятых по периметру Карабаха семи районов Азербайджана, после чего, тоже не известным пока способом, в неясном формате и в неясные сроки проводится референдум, или, как сказано, юридически обязывающее волеизъявление по определению статуса Нагорного Карабаха.
На самом деле, вариант не устраивает ни Баку, ни Ереван. Поэтому обсуждение мадридских принципов – это вполне досужее мероприятие, которое продолжается уже несколько месяцев без видимых успехов. И заявление Фасье говорит, видимо, не столько о прорыве, сколько о том, что от этих принципов никто не отказался. И все находится на той же стадии, что и летом, когда два президента расстались в Москве: готовность к обсуждению базового договора остается в силе, но в самих этих принципах столько противоречий и потенциальных ловушек, что представить себе хоть какой-то ощутимый прогресс или детализацию невозможно.
И в этом смысле совершенно понятен воинственный дух заявлений Ильхама Алиева. Вялый и невыразительный ход переговоров естественным образом играет на Армению. Азербайджан вынужден любым способом придавать им какой-то нервический импульс. Пусть даже таким небезопасным способом. И дело даже не в войне, которая объективно маловероятна. И, в соответствии реальной политической логикой, не должна входить в планы Азербайджана. Если она разразится, она будет полномасштабной войной между двумя государствами. Которая не оставит равнодушными и соседей, в первую очередь Иран и Турцию. Кто возьмется спрогнозировать поведение Армении по отношению к Нахичевани и поведение Турции в случае такого обострения? Как поведет себя Грузия, если начнутся армянские волнения в Джавахетии – а они вполне возможны при постоянном желании Москвы досадить Грузии. И что при этом будет происходить на самой линии грузино-российского противостояния? Кто возьмется оценить политические риски, связанные с тем, что в день начала войны Армения признает Карабах и это вполне может оказаться фактором отнюдь не только кавказской политики. Словом, для Запада нет перспективы страшнее, чем реальная война между Арменией и Азербайджаном. И Алиев частично добивается тактической цели: давлению в этой ситуации подвергается Армения. Запад вынужден давить на Ереван. Потому что Баку делает действительно опасную вещь: из умозрительной плоскости он переводит войну в область реального и практического обсуждения, что несет с собой уже серьезные психологические риски. Тут как с инфляционными ожиданиями, которые зачастую бывают разрушительнее самой инфляции. Война, пусть даже логически невозможная, перестает восприниматься невозможной, что само по себе может стать переломом в общественном сознании – и в Армении, и в Азербайджане, и на Западе.
А Армения является объектом давления еще и потому, что мир все-таки определенных уступок ждет от нее. В карабахском контексте понятия жертвы и агрессора весьма размыты и взаимозаменяемы, однако по формальному факту агрессором, как ни крути, является Армения. Причем дважды: во-первых, сам Карабах, во-вторых, территории Азербайджана вокруг него. Но на какие уступки может пойти Ереван?
Активно распространяется информация о том, что Армения готова оставить до конца года Кельбаджарский район Азербайджана. Это действительно было бы символично, и если рассматривать перечень оставляемых Арменией территорий, этот район и в самом деле мог бы стать одним из первых: именно после того, как он был захвачен армянами, Турция разорвала с Ереваном отношения. И сегодня, когда эти отношения мучительно восстанавливаются, начинать было бы логично именно с Кельбаджара.
Вопрос же, однако, в том, в каком варианте президент Армении рискует сильнее. Его внутриполитические позиции достаточно сильны, его вертикаль власти теперь распространяется и на сам Карабах, оппозиция, как показывает практика ее антитурецких выступлений, особой опасности не представляет. Однако сдача позиций в карабахском вопросе – дело совершенно другое, и вопрос не в том, разразится ли в связи с этим политический кризис, а в том, переживет ли его нынешняя власть. Поэтому большего доверия заслуживает, видимо, другой слух: договоренность о передаче Кельбаджара действительно существует, но сроки обозначены довольно протяженные – 4-5 лет. Любое обсуждение, которое оперирует такими сроками, Саргсяна вполне устраивает. А дальше можно снова обсуждать мадридские принципы, которые особенно хороши тем, что там на сроках никто, похоже, и вовсе не настаивает.
